Наши ценности

Так начала воплощаться идея по организации развивающей игровой и научно-практической среды и окончательно реализовалась в центре «ADVANSELF», где совместное пространство является интересным не только для детей и их родителей, но для специалистов и единомышленников.

Нельзя изучать ребенка в отрыве от того, что он делает, нужно обращать внимание на все. Понятно, что фенотип ребенка зависит от среды – она его меняет. От среды зависит и генотип. Тут мы и начали заниматься средовыми факторами – что будет ведущим, главным и на что нужно обращать внимание. Что оставить как второстепенное и независящее от того же генотипа, которое будет подкрепляющим, но не деформирующим пространство. Потому что внешнее пространство среды – это внутреннее пространство личности. Это строящееся внутреннее пространство должно быть каким-то образом отражено во внешних аспектах. Строит ли ребенок пространство сам для себя, и по тому, как он строит, мы сможем увидеть различного рода дефекты. Или мы построим пространство – норму, где практически непроизвольно дефекты выровняются.

Определенным типом отношений во внешнем пространстве между педагогом и ребенком, между родителем и ребенком, между предметами и ребенком, между всеми составляющими это пространство, в том числе социальной сферы, – можно выправлять любые отклонения. Пока ребенок занят – играет, чему-то учится, выполняет задания, отдыхает, потом опять проявляет свою активность, познает себя и окружающих людей – за ним можно наблюдать и давать объективную информацию. Например, обсудить вместе с родителями, как и почему в данный момент ребенок развивается именно таким образом, и в чем ближайший шаг его развития. Что является показателем того, где сейчас находится ребенок в русле своего развития и какие функции у него недостаточны, с чем необходимо работать, чтобы их сформировать.

Важнейшим для нашей идеологии стал отход от понятия «норма» и обоснование понятия «особенности развития», как категории индивидуальной, существующей применительно к отдельной семье и ребенку. Необходимо было понять, что происходит с детьми – отклонение, усугубление ситуации или возникновение нового приспособительного этапа.

Мы проводили сессии, встречи, в результате которых стало понятно, что популяционный сдвиг с ухудшением показателей связан только с приспособительной реакцией. Биология никуда не делась, физиология тоже не изменилась. Но изменения, тем не менее, происходят. Не обращать на это внимание было нельзя. Несформированность поведения ребенка сейчас откликнется несформированностью, в десятки раз ее превышающей в будущем.

Ситуация казалась безысходной. Но со временем я нашел единомышленников, готовых заниматься данной проблематикой, и с 2008 года стал сотрудничать с компанией «Ого-город». Учитывая произошедший сдвиг популяции в увеличении психосоматических проблем, можно было прогнозировать, что ситуация будет только ухудшаться, потому что нарастают не только логопедические и поведенческие трудности, но и сенсорные проблемы, сопутствующие психофизиологической незрелости ребенка. Поэтому мы решили организовать экспериментальную базу и создали «Институт современного детства». К работе была приглашена группа психологов во главе с Борисом Данииловичем Элькониным, с которым я знаком очень давно и сотрудничаю до сих пор.

В 1999-2000 годах пришел жесткий образовательный стандарт, тогда из учебных планов убрали все, что мы спланировали, часы сократили в пять, а то и десять раз, и уровень подготовки специалистов вернулся к уровню тех лет, когда это образование начиналось, то есть к 1950-м годам. Мы пошли не вперед, а далеко назад.

Через три года была организована кафедра «Клинических основ специальной педагогики и специальной психологии», где я являлся заведующим с 1998 по 2012 год. В образовательный процесс были включены дисциплины и медицинские, и педагогические, и психологические, и социальные.

И вот в 1995 году организовался новый «Московский педагогический городской университет», и я ушел туда, чтобы открыть новое направление и заниматься успешностью в широком смысле этого понятия – «Лабораторию диагностики и коррекции психических функций у детей», которая проработала десять лет.

С начала 1980-х годов я посещал школы и был вовлечен в проблематику особых детей и поиска особых путей преодоления школьных трудностей. Мною наблюдалась нарастающая проблема. Нарастающая потому, что социальная сфера стала очень быстро меняться и за последние десятилетия проблемы, которые были нивелированы медленным темпом общественных изменений и не проявлялись слишком отчетливо, вдруг обнаружили себя во всей своей полноте и стали очевидны всем, и не столько локальными трудностями, сколько смазанностью картины развития, что не могло быть не замечено ни родителями, ни воспитателями, ни педагогами (в т.ч. в высших школах и ВУЗах).

Но ребенок остается один на один с собой и со своими трудностями, и чтобы оценить положение дел, оценить его прошлое, а затем в той или иной степени спрогнозировать его будущее, нужно работать в системе, которая находится в пространстве междисциплинарных отношений. Тут и возникают проблемы: понять, что из прошлого является главным, а что второстепенным; найти первопричинность – а это может быть процессом очень сложным. Тогда мне пришлось углубиться в проблематику всего этого.

Точка отсчета или с чего все начиналось.

«Не существует междисциплинарных связей между социальной и культурной сферами, медицинской, педагогической и психологической научными областями. Развитие маленького человека, входящего в эту жизнь, оказывалось разделено по возрастным периодам на разные способы наблюдения – медицинское, психологическое, педагогическое, и все это выглядело и выглядит парциально».